И так повсюду: все открыто, а содержимое совершенно нормального и невинного свойства – одежда, запасные одеяла, фотографическое оборудование, инструменты. Единственным недоступным местом оказался запертый рундук в ногах четвертой койки. Но, судя по его узости и по моим воспоминаниям об устройстве яхты Лео, я сообразила, что здесь хранится всего-навсего запас спиртных напитков – больше их нигде не нашлось, а этот шкафчик был так мал, что вряд ли вместил бы те свертки, которые я искала. Не тратя времени на попытки открыть его, я продолжила поиски, даже заглянула под матрасы и груду одеял, но единственное, что явилось на свет в результате, – дешевое издание «Тропика Рака» в мягкой обложке. Я запихнула его обратно, застелила одеяла так, как они были до этого, а затем принялась исследовать пол.
Я знала, что там должны быть несколько люков – секций пола, которые приподнимаются и дают доступ к трюму. И точно, под столом, среди досок, мой взгляд различил блеск вделанного в пол кольца, которое, когда я за него потянула, подняло вместе с собой квадратный участок настила со стороной около восемнадцати дюймов, как маленький потайной ход. Но под ним не открылось никакой пещеры с сокровищами – лишь поблескивала на дне трюма колеблющаяся в такт покачиванию яхты вода да слабо попахивало газом. И то же самое с люком на полубаке.
Люк для мотора под лестницей каюты казался не самым подходящим местом для тайника, но я все равно заглянула туда и даже приподняла крышку резервуара с запасом пресной воды, но узрела лишь призрачное отражение света фонарика и свою тень, дробящуюся на поверхности сорока галлонов воды. Не здесь...
Опустив крышку – к этому времени руки у меня вспотели и начали трястись, – я выключила фонарь, взбежала по ступенькам и вылетела на палубу.
Сперва к окну... Снаружи не виднелось никаких огней, но я должна была убедиться наверняка. Я рванула на корму, поднырнула под ограждение и, вскарабкавшись на скамью, тревожно вгляделась в окно.
Тихо и темно. Я могла – должна – была позволить себе еще несколько минут поисков.
Включив фонарь, но из осторожности то и дело косясь на окно эллинга, я обозрела кокпит. Тут тоже все казалось вполне невинным. Пространство под скамьей с правого борта занимали баллоны с газом и ничего больше. Под сиденьем на корме – только сложенная парусина и снаряжение для ныряния с аквалангом. Скамья с левой стороны находилась как раз над четвертой койкой. Ничего. Равным образом за бортом «Алистера» не было прикреплено никаких подозрительных предметов и в море под ним тоже ничего не болталось – эта свежая идея отпала сама собой за несколько секунд. Наконец я бросила поиски и застыла, ссутулившись, в жалкой нерешительности, лихорадочно пытаясь побороть сковывавшее меня напряжение и подумать как следует.
Мэннинг наверняка принес свой груз сюда. Ему не хватило бы времени отнести свертки в дом, и вряд ли он стал бы прятать их где-то снаружи, когда у него имелся «Алистер» и, более того, не возникало и тени мысли, что его в чем-то подозревают. Конечно, он мог бы прямо на месте, в пещере, передать груз своему сообщнику, а потом просто-напросто вернуть багор в эллинг, но сообщнику же требовалось хоть какое-то средство передвижения, то есть либо ослик, либо лодка. Однако ослика бы мы с Мирандой непременно услышали; гребную лодку, конечно, нет, но чего ради Годфри идти на веслах, если он располагал яхтой и яликом с нее? Нет, совершенно очевидно, что никакого невинного объяснения, зачем потребовалось что-то прятать в пещере, быть не могло.
Но я ведь уже обыскала все, абсолютно все. Свертков не было ни на яхте, ни за бортом, ни на платформе, и на одной-единственной полке в эллинге их тоже не было. Куда же, во имя всего святого, он умудрился запихнуть в таком тесном пространстве эти увесистые, неповоротливые и мокрые тюки, да еще так быстро и эффективно?
И тут ответ пришел сам собой, очевидный донельзя. В воду. Годфри просто переместил свертки со дна пещеры на дно бухты. Они лежат под «Алистером», прямо под ним, и если я только сумею их увидеть, то вот у меня под рукой и багор, еще мокрый, с него целая лужа на пол накапала.
Я шагнула на кокпитовый комингс и протянула руку к багру, как вдруг в глаза мне бросился ключ к отгадке, столь очевидный, простой ответ, что я должна была заметить его с самого начала, это сберегло бы мне столько драгоценных минут и даже гораздо больше! Через дверь эллинга и вглубь по платформе вел след капель, оставленный мокрыми тюками, с которых лилась вода, – след, столь же очевидный наметанному взгляду, как отпечатки на свежем снегу. Мне не было никаких оправданий, кроме страха и спешки, а ведь (с горечью подумала я) Немезиде, вооруженной отличным тяжелым пистолетом, вовсе нечего бояться.
А след уже высыхал. Ведя желтым лучом по доскам настила, я обозвала себя доброй сотней имен, которые даже не подозревала, что знаю.
Да, это были они, следы на снегу, – две слабые, неровные цепочки, переплетающиеся между собой, как следы велосипедных колес, уводящие вдоль платформы и за ее край...
Однако отнюдь не в воду. Они тянулись через борт «Алистера», по палубе и вниз, в каюту...
В мгновение ока я оказалась внутри, Вниз по ступенькам, к столу... Я ведь даже не взглянула на голую поверхность стола, но теперь явственно различила на пластиковой столешнице еще влажный квадрат, где Годфри положил свертки.
Тут следы и кончались. Но теперь оставался только один ответ. След оборвался потому, что Годфри только и надо было, что открыть люк под столом и скинуть груз прямо вниз.
В считанные секунды я снова открыла люк и отложила крышку в сторону. Предо мной зияла квадратная дыра.
Опрометью бросившись наверх, я прильнула к окну. Ни огонька. Я вернулась и, рухнув на колени возле отверстия, включила фонарик и направила узкий желтый зрачок – все, что осталось от батарейки, – на маслянистую грязную поверхность воды в трюме «Алистера».
Ничего. Ни следа. Но теперь я знала, что свертки должны быть там...
И они там были. Чтобы разглядеть их, мне пришлось лечь на пол и самой наполовину всунуться в отверстие, – но они лежали в трюме, не на дне, а плотно и аккуратно втиснутые под самые половицы сбоку, на полке, без сомнения прибитой специально для этой цели. Она находилась над поверхностью воды и довольно далеко от люка, и, чтобы увидеть свертки, надо было – вот как я сейчас – почти целиком залезть в отверстие.
Я вылезла, пулей пронеслась к окну и снова нырнула в трюм.
Две минуты отчаянных усилий – и я, обливаясь потом, вытащила один из свертков, большой, тяжелый квадратный тюк, обернутый полиэтиленом. Подстелив полы куртки, чтобы, в свою очередь, не оставить мокрого пятна, я сгрузила его на стол и посветила.
Фонарик дрожал в моей руке. Желтое пятнышко прыгало и ползало по поверхности свертка, но блестящая обертка практически полностью отражала жалкий лучик. За три краткие секунды, на которые я осмелилась его включить, мне удалось лишь очень смутно разглядеть какую-то светловатую пачку, а на ней вроде бы что-то похожее на картинку, а еще какая-то эмблема и даже (Миранда была права) несколько букв... LEKE, прочитала я, а спереди что-то еще, что могло бы быть – хотя безусловно не было – NJEMIJE.
Вдруг неподалеку что-то резко хлопнуло. Я так испугалась, что едва не лишилась последних жалких остатков и без того не блестящего разума. Фонарик выпал у меня из руки и с дребезгом описал по полу широкий полукруг, прокатившись в миллиметре от края открытого люка. Я лихорадочно схватила его и обернулась поглядеть, что там стряслось. Ничего. Сплошная темнота.
Повезло, хмуро подумала я, понемногу приходя в себя. Ведь даже если бы я среагировала надлежащим образом и вместо фонарика потянулась к пистолету, мне это все равно не удалось бы. Чертова Просперова книга, или чем там еще был этот сверток, лежала прямо на моем оружии, на кармане куртки. Да, с горечью поняла я, до уровня Джеймса Бонда мне еще расти и расти.
Похоже, на море поднимался ветер. Створки высоких ворот, выходящих на море, снова содрогнулись, как будто кто-то изо всех сил потянул за щеколду, а дверь дернулась и задребезжала в петлях. Вода с шипением плескалась у стен, на стропилах плясали тени, рожденные слабым отражением далеких звезд.